Форум » » СЕРИАЛ!! » Ответить
СЕРИАЛ!!
Иванна:
Tasha: Иванна это у нас типа рекламные паузы?
Иванна: Tasha рекламные паузы длинны совсем как саги старинные пока у автора ступор они развлекают через рупор
Kleo: Ржунимагу. Вот бы такие рекламные паузы во время ЖП.
Иванна: - Заглянем в библиотеку, - через плечо бросил Яр. В его голосе звучала благосклонность на этот раз и немного чувства вины. Леха про себя подумал, что в такой час библиотеки не работают даже в таких маленьких городках. Через пять минут он убедился, что был прав - на дверях висел приличных размеров замок. Яра, по-видимому, это совсем не смутило. Он напрямик прошел к маленькой боковой двери, которая тоже оказалась закрыта. Это обстоятельство почему-то сильно удивило и обеспокоило спутников Алексея. Выйдя под уличный фонарь, Яр осторожно достал тонкую трубочку пергамента, и, развернув ее, стал изучать. Он сосредоточенно крутил листок, оказавшийся довольно маленьким, закусив губу, рассматривал его на свет, шептал о чем-то сам себе. Со стороны казалось, что он решает весьма сложную задачу. Сашка даже и не пытался подходить к приятелю, а серьезный стоял рядом с Лехой. - Так все же, что это за бумага? Алексей еще не потерял надежду выяснить все до конца. - Нетерпеливый ты парень, Леха, - усмехнулся Сашка. – Когда торопишься получить ответ, больше шансов ничего не получить. - Не смешно. Отвернувшись, Алексей уставился в желтоватую стену библиотеки, попинал ботинками кладку фундамента. И решил рассмотреть ее ближе. Было удивительно, что здание обычной библиотеки выстроено на валунах, которых так много можно встретить в лесах этой широты. Камни когда-то были занесены в регион ледником. Огромные глыбы, мелкая россыпь – все, что уже встречалось Алексею в лесу, тут было аккуратно уложено под основание городской библиотеки.
Tasha: Он присел на корточки и с любопытством протянул руку к шершавой поверхности. Вокруг странной компании густой темнотой замерла осенная ночь, а температура воздуха была никак не выше пяти-шести градусов, тем не менее кончики пальцев погрузилась в приятное тепло. Алексей одернул руку, но через несколько секунд с энтузиазмом уже следовал указательным пальцем по контуру колоритной трещины в самом нижнем валуне. Трещина уходила сначала глубоко внутрь основания, а в том месте, где вертикаль фасада пересекалась с горизонтальной бетонной площадкой у входа библиотеки, также меняла свое направление и убегала почти к самым ступенькам. На этом "перекрестке" температура кардинально менялась и более соответствовала окружающим погодным условиям. Алексей придвинулся ближе к стене и обоими ладонями уперся в теплый камень. Замер. Закрыл глаза. Прислушался. Ему начало казаться, что валуны немного подрагивают под его руками и издают едва уловимый гул. - Медитируешь? - Сашка был в своем репертуаре.
Иванна: - Приложи руку. - М-м, весьма интересно. Яр, эй! Погляди! Оторвавшись от пергамента, тот последовал примеру товарищей и приложил руку к камням. - Чувствуешь вибрацию? Яр не ответил, но, бросив короткий взгляд на Сашку, побежал вдоль здания. Он исчез так стремительно, что никто не успел ничего сообразить. Через минуту, появившись с другого угла, он призывно замахал руками. - Грузовое окно открыто. Оценив небольшой квадрат, через который библиотека могла принимать в хранилище упаковки с книгами, Алексей невольно подумал о нелепости данной детали и о том, как же легко будет застрять в черном проеме. Он даже ярко увидел, как висит вниз головой в проеме библиотечного полуподвала. Не тратя времени на размышления, Яр ловко скользнул ногами вперед в узкий лаз. Еще пара секунд и шорох одежды по стали прекратился. - Ты жив? - шепотом крикнул Сашка в темноту. Глухим эхом в ответ пробурчал что-то голос Яра. - Полезай! - скомандовал Саня. Леха скептически усмехнулся, но прополз в отверстие, держась руками за боковины. Скат резко уходил вниз и сила притяжения не дала удержаться. Гулко оббиваясь об стены, Алексей свалился в полуподвал. Сверху ухнуло, задрожало и, гикнув, тяжело упало на пол. - Хорошо, что слоны не летают. Не глядя сказал Яр, поднялся по деревянной лестнице и проскользнул в темное помещение библиотеки. Спотыкаясь две фигуры бегом бросились за ним. Тихо, они пересекли холл, потонувший во мраке. Ощупью Яр нашел дверь на противоположной стороне. Глухие удары раздавались из-за двери и волнами расходились по стенам. - Кто-то разбирает библиотеку по камешку? Удивленно Сашка толкнул дверь. Удары стали четче. - Осторожно, тут лестница, - предупредил Яр. Ступая по каменным ступеням, Лехе стало казаться, что они находятся в средневековом замке. Мрачные стены были влажными. Руки соскальзывали с камней, чуть видных в темноте. В такой ситуации очень легко было свалиться по ступеням вниз и переломать себе все ребра, да и шею тоже. Где-то со спины напряженно сопел Сашка. Спускались они минут пять-шесть, пока на маленьком квадрате площадки не вышли через арку в более объемное помещение. Здесь удары о камень стали очень громкими, неприятно давящими на барабанные перепонки. - Вот это варварство! - воскликнул Яр и его голос был заглушен работой небольшого механизма долбившего стену. Возле аркообразной ниши, низ которой был почти потерян в груде отбитого каменного сора, возился маленький, словно мальчишка директор библиотеки. Леха сразу его узнал. Яркий луч прожектора, установленного напротив, освещал пространство разбитой ниши. Замерев, Алексей пытался совладать с дрожью, что внезапно захватила все его существо при виде полустертого неканонического изображения ангела. Даже время и сырость не смогли уничтожить пронзительного взгляда юноши на фреске. Светлый лик будто оживал на глазах. В нем было так много - Вера, Любовь, вся Вселенная и покой. - Какое лицо! - не удержавшись, сказал Алексей. - Словно в душу смотрит. - По-моему он должен это разрушить, - прошептал Сашка. - Почему? - Леха не верил тому, что услышал, таким нелепым кощунством было желание уничтожить фреску. - Никто больше не должен увидеть, - голос Яра стал таким ледяным, что могло показаться - стены покрываются инеем.
Иванна: Часть от Ташки Леха всем телом напористо подался было вперед, желая прекратить это нещадное ночное разрушение, но Яр преградил ему путь уверенным движением руки на уровне груди. Это еще больше усилило внутреннее возмущение Алексея, но в этот же момент он ощутил дружеское прикосновение на своем плече. Сашкины глаза умоляли не делать глупостей. Леха потупил взгляд, зло вздохнул, но остался стоять на месте. Пока камедробильный механизм набирал обороты, директор библиотеки, присев на корточки, внимательно перебирал по одному каждый из откалывавшихся от облика кусочков: по долгу рассматривал со всех сторон, простукивал долотом и откладывал в сторону. По полу уже начал стелиться туман из мелкой строительной пыли, в глазах стали дискомфортно пощипывать осевшие на слизистую оболочку ее частички, стало першить в горле и душить от концентрирующегося запаха извести, а маленький человек возле ниши и не думал прекращать свои поиски, никого и ничего не замечая вокруг. - А это еще что за "шаманство" над грудой камней? - громким шепотом Леха озвучил свой вопрос Сашке, наклонившись ближе к его уху.
Иванна: - Яр, что он ищет? – вместо ответа одному товарищу, спросил тот у другого, холодного и словно застывшего перед невиданным варварством, которое имело, однако, для него какой-то глубинный смысл. - То, чего здесь нет. - Свитки? - И Сакральный Дар, - добавил Яр. – Пойдемте отсюда. Этот безумец довершит необходимое для истории. - Может тогда мне и объяснят, что здесь происходит, - привычно проворчал Алексей. - Все может быть. Яр развернулся и стал подниматься по ступеням вверх. 8. С одного дня Степка решил, что нашел то, что искал в своих странствиях. Жизнь стала казаться светлой, как небо весной. Теплый уютный покой наполнил место, где когда-то был стальной стержень. Покой окутывал сердце, делал его мягким и тягучим как патока. И Степка радостно впитывал эту сладость, славил Господа в сердце своем, за каждый день в доме купца, за уроки в лавке, за ясные глаза Василинки. Он не знал, что может быть таким счастливым. Весело, весело было Степке. Редко вспоминал он о страннике, прошлое сделалось далеким, нереальным. Слово перестало тревожить его. Иногда, по ночам, после дня полного забот в лавке, Степка просыпался и тянущая, мучительная жажда неведомого накатывала на него. Хотелось бежать, бежать как можно дальше из города. И не мог он понять причины этой муки, что рвала душу. Дойдя до края в этом своем безумии, Степка впадал в бессвязный, тусклый сон без сновидений. Утром от ужасов ночи не оставалось и следа, он снова становился счастливым. День Степки был наполнен мелочами – помочь в лавке, проследить за прибытием нового товара, оценить ткани. Церковные службы по воскресеньям, а потом отдых и прогулки с дядькой Василием, смех Василинки, цветы в косах. Новыми желаниями и страхами наполнился дух. Хмурый взгляд Василинки стал страшнее темной ночи. И день без нее не представлялся. Так шли годы, и исполнилось Степке семнадцать лет. Боле мало кто величал высокого русоволосого парня Степкой, все больше Степаном. В городе уважали купца Василия, а его молодого помощника с приязнью принимали в других домах, видя в нем приемника дома купца. Слыл он сметливым и удачливым в своем деле. Многие почести получал Степка от других людей и слова льстивые удивляли его, а потом сделали безразличным его сердце, к тому, что говорили люди. Когда-то бродивший в одиночестве, теперь счастлив был Степка. Боле не был он одинок. Земная любовь закрыла его сердце для мира, открыв только одному живому существу. Милая сердцу Василинка стала его невестой, и в намеченные сроки собирались они сыграть свадьбу. Но почувствовал он с этого времени нарастающую жажду слова. Из снов вернулись глаза странника и голос, что настойчиво требовал излиться в этом мире. Несколько ночей, а затем и дней боролся Степка с желанием следовать голосу, а затем, забросив лавку, написал свиток слов, что взялись неизвестно откуда, но имели смысл. Испугавшись, Степка сжег все написанное, но не вернул утраченный покой и счастье.
Иванна: Несказанно стал страдать Степан. Сердце его уже не знало границ и летело куда и само не знало. Все заметили перемены в нем. Не читала Василинка боле себя в его глазах, только отрешенность и необычайную ясность взгляда, уходящего в неизвестность. Целыми днями бродил Степан по городищу и по полям за воротами. Слова рождались в нем и умирали не найдя пристанища в этом мире. Он хотел, но не мог писать. Слова стекали по рукам и застревали на кончике пера, слова бились о грудь и не находили выхода. Страдал Степка. Однажды познав воодушевление и восторг нового слова в свитке, он не мог теперь жить без этого. Безумцем мерил юноша окрестности городища. И в безумных скитаниях своих зашел он в храм. Ясно-чистые лики искали души его. Истово помолившись, упал оземь и ощутил, как крепнет внутри стальной стержень, забытый в мирских делах, подмененный глазами Василинки и радостями в доме купца. Светом крепло слово в его сердце, одаривало покоем. Теплый голос повторил заветные слова: «Веруй и будешь спасен». Вскочив на ноги, бросился Степка за ворота городища. Бежал в сторону леса, словно искал кого-то. И вновь, как в детстве нашел странника. - Сядь, - указал тот на взгорок рядом с собой. Послушно Степка сел и стал слушать. - Не позднее двух дней ты должен покинуть городище. Дрогнуло сердце Степки, но ответило пониманием – почувствовал он, что именно так и следует ему поступить. Но все же спросил странника о волнующем. - Могу ли я покинуть дом приютивший меня? В силах ли оставить тех, кто так дорог сердцу? - Даже если идешь по прямому пути, Господь дает выбор. В выборе таится та же опасность, что и в кривом пути. За ним можно потерять свою суть и свою цель. Теперь и тебе пришло время выбирать. Ты можешь быть счастлив, либо разочаруешься. У тебя будет все, о чем может мечтать обычный человек - любящая жена, дети, дом, где ты никогда не будешь одинок, либо дом твой опустеет и беды обычного человека разорят твою душу. Но только одного не будет у тебя - слова. Больше никогда не суждено будет тебе познать муку и восторг рождения строк в свитках. И не придет к тебе свет, и я не буду беспокоить твой дух, не принесешь ты в мир то, что уже рождено в тебе и только ждет своего часа. Странник был печален. Степан внимал молча словам его и видел, как тяжело даются они. И удивлялся тому, как молод он. Словно каждый год возмужания Степки молодил странника, походившего теперь на юного ангела, страдавшего в небесных битвах. Впервые заметил Степка тонкие шрамы на левой стороне его лица.
Иванна: - У тебя еще есть возможность все изменить. Если выберешь дар и путь свой, то исполнишь все предначертанное. Ты будешь страдать и радоваться, и в сердце никогда не угаснет искра, что извечно ведет людей к спасению, что заставляет их менять мир ценой своей жизни и веками хранит истины. Великое счастье творения будет суждено познать тебе, великое счастье и боль, когда весь мир проходит через человеческое сердце и очищается его любовью. Часто будет казаться, что ты одинок. Одиночество среди людей - вечный крест несущих голос. Но Господь никогда не покинет тебя, всегда даст помощь от людей, что умеют слышать. Я буду с тобой на этом пути. Если Господу будет угодно, то ты встретишь женщину, что умеет читать твои дороги. Она сумеет удержать тебя от кривого пути и поможет исправить ошибки выборов. Не так часто случается Идущим получить и дар и истинную любовь одновременно, но я видел тому немало примеров. Посему ты должен выбирать. Твой прямой путь лежит в другое поселение. Первый кого встретишь, теперь же, при воротах городища укажет, куда идти. Все понял Степка, и наполнилось сердце его великой решимостью, но и великой печалью. В душе своей отказался он уже от Василинки, от теплого очага и обычных радостей. С неземным покоем вернулся он в городище и при воротах увидел обоз из трех телег, что въезжали на торговую площадь. - Откуда и куда странствуете? – спросил Степан. - Торговые люди мы, - прогудел в бороду рыжий возница. – Путь наш лежит до Троицкого монастыря. - А не возьмете ли меня в путники? - Приходи завтра к воротам по утру, как петухи пропоют. Коль провизия твоя будет, то место на телеге найдется. Тихо, тихо прошел Степан в дом. Дождался ночи. Когда уснули все, взял одну рубаху, да порты и круг хлеба. Больше ничего не взял он из дома купца. Чтобы скорее покинуть это место, он сразу добрался до площади, где уже вечерний ветер гонял солому, и лег у стены городища. Ночь без сновидений, хмурое утро, мелкие капли слез Господа – все это плохо запомнил Степан. Ворота городища раскачивались в такт езда телеги. Смотрел он на них и прощался со всем, что было когда-то дорого, но то была не горестная печаль. Он готов был идти дальше. Теплая сила прочно обосновалась в сердце. Стальной стержень помог уйти от боли воспоминаний о людях, что стали дороги. Нет, он не забыл их, но больше не чувствовал потери и одиночества. Голос звал его вперед. Окрыленный этим зовом Степка добрался до Троицкого монастыря. Это был конечный пункт в путешествии обоза.
Иванна: По его просьбе Степана отвели к настоятелю, и молил он оставить его в монастыре, как решившего уйти от мира для духовных поисков и спасения мира в себе. Не показал старый монах своего удивления и принял юношу. И стал Степан жить при монастыре. Чувствовал он как неведомая, но волнующая сила наполняет душу, как среди молитв и простой работы растет радость в сердце его. Стержень внутри окреп, слова рвались наружу, но чувствовал Степан, что рано ему еще дарить их миру и свиткам. Не вызрело слово, не возросла душа в силе своей. Год прошел, словно несколько дней. И принял Степан монашеский постриг, как и шептал ему текучий как река голос странника. А имя в монашестве получил он Серафим. Так и называли его теперь. Новые силы ощутил Серафим и новые пути увидел. Был доволен им странник, и это наполняло сердце радостью. Но вместе с тем стали одолевать его страхи и бесы. Ночами мучили Серафима, не давали уснуть, неведомыми образами пугали душу, путали и затмевали взор, жгли сердце огнем отчаянья. Только за голос и глаза странника держался Серафим, только молитвой спасался. Измученный, доведенный до изнеможения просил он настоятеля разрешить отправиться в дальнее место и во славу Господа построить там скит, жить в отшельничестве. Благословение было получено, но прежде Серафим знал, что должен исполнить иной обет, как и сказал странник. Должен был он выстоять на камне у ворот монастыря семь дней и семь ночей, только тогда мог победить Серафим бесов. И стоял он на камне. И ночи его были долгими, а дни наполнены то зноем, то дождями. Сын плотника, что помогал в монастыре, приносил Серафиму воду и хлеб. Раз в день.
Иванна: Многие страдания иссушали сердце Серафима. Тьма вокруг страшила его, земля разверзалась у ног, но не сошел он с места своего. Первые шесть дней осаждали его неведомые силы, а в ночь на седьмой день все стихло. И увидел Серафим человека, идущего по дороге к монастырю. Темной накидкой походил тот на странника, и было подумал молодой монах, что это он и есть. Когда же поравнялся путник с камнем, увидел Серафим как ошибся. - Бедный, бедный монах, - чуть звучно прошелестел старик. – Долго ли стоишь здесь? Промолчал Серафим, закрывший уста свои на время обета для всякого слова, кроме молитвенного. - Семь дён, ага, семь ден, - темный капюшон затрясся, так сокрушался путник. Тяжело опустился он на землю напротив камня, достал мешок, словно сами растеклись тугие узлы. - Бедный монах, - повторил незнакомец. – Сойди с камня, отведай со мной хлеба. Не двинулся с места Серафим, только смотрел. - Сказали мне, - отложив мешок, проговорил путник, - что возле монастыря стоит камень, а на камне том, монах молодой стоит, днем и ночью. Слышал я, что кто на камень вместо того монаха встанет, исцелен будет. Не пустишь ли старика на свое место, отрок? Странна была просьба путника. Смутился Серафим, но смолчал. Тяжко вздохнул старик. Поднялся, но, не удержавшись на трясущихся ногах, опять пал на землю. Дрогнул Серафим. Всем телом дрогнул, всей душой, но слово данное перед Господом было сильнее жалости, сильнее сострадания. Остался он стоять на камне. Приподнялся путник, капюшон плаща откинулся назад, белые волосы рассыпались по плечам. Долго смотрел старик на Серафима и видел тот, как темнеет глаз незнакомца. Пустым и черным стал взгляд. Плюнул старик в сторону камня и, поднявшись, направился в обратный путь, прочь от монастыря. Мыслями помолился Серафим за спасение и стойкость свою, потому как понял, что говорил с посланцем темных сил. Не успел он прочесть последнее слово, как послышался стук копыт.
Иванна: Черный всадник поднял на дыбы горячего коня рядом с камнем. Звуки холодной стали словно проникли под кожу Серафима. - Рассказывали мне, - грозно закричал воин, - что стоит на камне молодой монах, что потерял все из-за кочевников. Так почему же он не сойдет с камня и не возьмет в руки оружие?! Почему же не выйдет к дальним рубежам, чтобы защитить свою страну?! Или ты трус? Грозный голос всадника смешался с ржанием его черного коня, что поднял огромные копыта, занеся их над камнем. Молчал Серафим, только молился в сердце своем. Не посмел всадник коснутся намоленного камня, отступил, смягчил голос свой. - Пойдем со мной, монах. Все радости человеческой жизни ожидают тебя. Мир станет ярким, верные друзья будут рядом с тобой, словно вольный ветер пронесешься ты по родному краю, встретишь рассвет в объятиях самых красивых женщин. Не дело такой молодости и силе сгинуть в монастырских стенах. Это удел дряхлых старцев. Тебя же ждут мирские дела юноша. Речь воина была горяча как огонь в кузне, она рождала образы, которыми заставила грезить душу Серафима. В эту минуту образ темного воина стал невероятно блистающим и притягательным. Только холодно было Серафиму, смертельным холодом повеяло от всадника. И не принял монах в сердце свое слова путника. - Ну, так пеняй на себя! – прокричал тот, почуяв, что отринут. – Не видать тебе тот, что ожидаешь!!! Резко развернул воин коня, поднял на дыбы и, разбрасывая землю из-под копыт, как вихрь скрылся в лесу. Глубоко вздохнул Серафим. Сколько еще испытаний уготовано ему в последние часы исполнения обета? Молился молодой монах. Закрыл глаза, погрузившись в полудрему. - Монах! – тихой поступью подкрался нежный голос к Серафиму. – Проснись, монах. Посмотрел Серафим на дорогу перед монастырем и подумал, что лучше бы ослепнуть ему, лучше бы не покидать кельи. Прекрасная дева стояла пред ним. Иссиня-черные волосы укрывали то, что не могла скрыть полупрозрачная шитая рубаха в узорах не подвластных человеческой руке. Темные словно ночь, глаза девы прожигали тело Серафима.
Иванна: Не размыкая алых губ, голосом окутывала дева монаха, звала за собой, манила телом и руками. И стало казаться Серафиму, что сойди он теперь же с камня, как станет безмерно счастлив и познает разом небо и землю, огонь и воду, рай и ад. Холодный пот и одновременно огненный жар сотрясали тело молодого монаха. Глаза видели лишь деву, стоящую пред камнем. И шел от нее свет такой, что слезы сами лились из очей Серафима. Содрогнулось сердце его, содрогнулось, но не пало. Взмолился он Господу. Молитва осушила слезы и смог он видеть. И тут же увидел, что темен свет ее, что глаза хранят смерть духа, а тело ледяной холод подземных чертогов. И узнал он имя ее. Сама ночная Мара пришла, чтобы ввести в соблазн Серафима. Стоило лишь раз прикоснутся к ней, чтобы погубить свою душу. Засмеялась Мара, зло сверкнула очами, обдала ледяным ветром и сгинула, словно и не было ее. Легко вздохнул Серафим, чуя в сердце своем конец испытаниям. Заря, румяно окрашивая небо, поднималась над лесом. И ложились лучи солнца косо на дорогу пред монастырем, золотили все вокруг, густели светом и родили новое чудо пред очами монаха. Юная дева сошла к нему прямо из рассвета. С волосами как темный багрянец, белая словно лебедь, сияла синью глаз небесных. Цветы в ее волосах источали неведомые ароматы, где ступала она – зеленели травы. Восхитился Серафим, сердце его ликовало и одновременно заполнялось великим покоем и благостью. Ощутил он, как крепнет внутри сила и стержень стальной, что так давно вел его в неведомое. Упал на колени Серафим, стал молиться и от каждого слова его ярче разгорался свет девы, сошедшей из золотого рассвета. Благословила дева его на отшельничество в ските, и только тогда сошел Серафим с камня. 9. Леха открыл один глаз. Смутный образ комнаты, залитой солнцем, неведомо поразил его сознание. Вечер и ночь мгновенно пронеслись в памяти. Перевернувшись на спину, Алексей потянулся. В доме опять витали ароматы пирогов. Баба Маша хлопотала на кухне, что-то приговаривала. Пойдя на вкусные запахи, Леха увидел, что старушка не одна. Удобно расположившись за столом, Сашка уплетал румяные и горячие пирожки с капустой. Довольная таким успехом своих кулинарных произведений, баба Маша раскраснелась и подкладывала на стол еще и еще пирогов, просила, чтобы гости не стеснялись и кушали. А гости совсем не были смущены, напротив, довольны и счастливы от такой еды. В уголке сидел Яр. Он задумчиво жевал кусок пирога и было видно, что этот кусок он мучает уже не меньше часа. -А вот и Лешенька проснулся! – радостно защебетала старушка. – Я как раз пирогов напекла. Умывайся и садись.
Tasha: Иванна
полная версия страницы